Самое радостное для меня в Австралии – этот монастырь,

островок русской культуры и русской жизни среди австралийского пейзажа. Я, честно говоря, очень был удивлен.

Кусочек России, неотъемлемый. По книгам, по рассказам

я понимал, что Русская церковь за рубежом, там те же русские,

но семьдесят лет прожить вдалеке от родины... Какие они там русские, что от них осталось? Так что я очень удивлен

и очень рад, что здесь, действительно, настоящие русские,

которые сохраняют ту русскость, берегут ее.

Протоиерей Александр Лапонин

 

– Добрый день, отец Александр! Вот я знаю, что Вы из России. Служите сейчас здесь в храме иконы Казанской Божьей Матери в монастыре в Кейтлине. Вот вопрос – как Вы оказались в Австралии?

– Я вообще-то в отпуске. У меня здесь брат живет, в 1990-х годах он уехал с семьей, так здесь и остались. Поэтому я первый раз в Австралии. А здесь есть монастыри в юрисдикции Русской Зарубежной Церкви. Но так как Московская Патриархия и Русская Зарубежная Церковь сейчас объединены, здесь поминают действующего патриарха, а потом уже митрополита Иллариона. Здесь многие окормляются. Например, потомки первой волны иммиграции. Есть и те, которые приехали уже после перестройки, и те, которые пришли из других религий. И священники тоже разные. Служил тут отец Никита, потомок русских, которые приехали после 1917-го года в Китай, а оттуда в Австралию. Здесь служил отец Никола, сербской юрисдикции. Здесь служил отец Дионисий, он вообще малазиец. Он из Индонезии. Вчера общались мы – девушка приехала из России год назад, вышла замуж за македонца православного. Живут в Сиднее. Так что здесь много людей с разными биографиями и разными судьбами.

– Батюшка, а в России где Вы служите?

– В Курской епархии, в Курской области.

– А сейчас в Сиднее ваш брат живет?

– Да. Но я служу здесь первый раз.

– Он священник?

– Нет, он программист.

– А какое у Вас впечатление в целом от Австралии? Есть ощущение, что здесь есть русский дух?

– Ну, если брать природу, то здесь все другое. Но очень часто слышится русская речь, и в магазинах, и в центре. Проблему я здесь вижу в том, что зарубеж выехали невоцерковленные люди, порой неверующие. Потому что для верующих выезжать за границу бессмысленно. В России своя православная история, свои святыни, свои православные храмы на каждом шагу. Свой менталитет русский.  Здесь все чужое, страна, люди. А церкви наши здесь – это некий островок Родины.

– Отче, а монахини, которые здесь живут, Вы, наверное, со всеми уже познакомились. Какое у Вас впечатление, их же всего четверо.

– Пятеро. Это их такой крест, который не каждый понесет. За пределами монастыря люди из другого мира. Они ходят всегда в облачении, люди на них смотрят, как на какую-то диковинку. Поэтому для них это тоже особый крест. Все они выходцы из первой волны миграции.

– Батюшка, а в России в каком храме Вы служите, как он называется?

– Свято-Троицкий храм, с. Верхняя Груня, село основано в 1625 г.  Храм 1904 года постройки.

– Батюшка, расскажите о себе, как Вы пришли к вере, что закончили, какое образование у Вас.

– В миру меня звали Александр Михайлович Лапонин, 1967-го года рождения. Родители мои тоже родом из Курской области. Закончил школу, институт политехнический, работал на заводе инженером. А потом пришел к вере, в 26 лет, потихоньку стал приобщаться, воцерковляться. Через Киево-Печерскую лавру я получал знания о Православии. Потом знакомый отец Сергий меня приобщил, я приходил в храм, помогал им. Затем меня рукоположили в дьяконы, в священники. А уже потом я заочно закончил семинарию.

– Батюшка, а как Вы из Курска попали на Украину?

– Когда мне было пять лет, родители переехали туда. Там я пошел в школу, поступил в институт. Потом уже переехал в Россию. В роду у меня все русские были, в СССР различий не было между Россией, Украиной и Белоруссией.

– А сейчас у Вас семья есть?

– Да, я женат, на украинке, кстати. У меня четверо своих и четверо приемных детей. Есть брат, который здесь живет.

– А как он избрал Австралию местом для жизни?

– Это сложный вопрос. После распада СССР родители его жены  переехали в Австралию и переманили их тоже.

– Батюшка, а он давно здесь живет?

– С девяносто шестого года.

– Лихие 1990-е годы, когда было не ясно, что впереди, и как жить дальше. Не жалеет он о переезде?

– Сын его взрослый, здесь живет, поэтому уезжать сложно. У его жены дочка тоже взрослая здесь. Он скучает, конечно, приезжает в Россию. Но если он вернется, то покинет своих детей. Они родились в России, но по-русски говорят с акцентом.

– Отче, как у Вас впечатление в целом – может ли человек, который родился в России, потом безболезненно жить в Австралии?

– Смотря в каком возрасте он переехал. Если ребенком, то потом он встраивается в эту жизнь, перенимает этот менталитет. Люди из первой волны миграции сохраняют русский дух, дома говорят только по-русски, стараются сохранять обычаи.

– Батюшка, а здесь в женском монастыре ощущается русский дух?

– А вы посмотрите, здесь храм, рядом, как островок, не скажешь, что здесь Австралия. Я, когда первый раз приехал, очень удивился, это действительно как островок, который совершенно отделен от Сиднея. Они тут и грибы свои собирают, рыжики, маслята, делают русскую засолку, свечи свои делают, пасека тут.

– Но это ведь серьезное хозяйство, а они люди то уже не молодые.

– Вот это проблема всего западного мира – старые умирают, а молодые в храм почему-то не очень хотят идти.

– Вот об этом я и хотел спросить, как Вы думаете, почему?

– Наверное, это наладится, мы ведь только пришли к общему языку между Зарубежной и нашей Православной церковью. Люди, наверно, будут перенаправляться и сюда. Хотя не все согласны с этим объединением, даже священники. А возьмите хотя бы Россию – верующих от восьмидесяти до девяноста процентов, а в храм ходят максимум пять. Поэтому номинально много, а фактически очень мало. И здесь так же. Но здесь, за рубежом, они перенимают менталитет того народа, в котором живут. А значит, и обычаи, отношение людей к религии, к вере. Поэтому молодых тут мало. Эмигрантов русских тут много, но в церкви их нет.

– Отче, а Вас пригласили сюда послужить? Как Вы вышли на этот монастырь?

– Хоть я здесь и в отпуске, но как-то без храма не то. И у брата жена верующий человек. Иногда сюда приезжает, она и привезла нас.

– Какое у Вас впечатление о матушке Марии, как она Вас приняла? Ведь здесь свои батюшки, она охотно согласилась, чтобы Вы приехали и служили здесь?

– Честно говоря, она приняла, как будто мы в России, как будто родной человек. Поэтому дискомфорта по отношению к ней и вообще к монастырю я не ощутил. А со служением у них здесь тоже проблемы. Батюшку, который здесь был, перевели, а нового еще не дали. Поэтому она с разных храмов приглашает, чтобы послужили. Поэтому раз я здесь оказался, значит, во славу Божию надо и послужить, и помочь. Да и себе хорошо, помолиться есть где.

– Батюшка, еще хотел спросить Вас, в дальнейшем вот этот мостик духовный – Россия-Австралия думаете укрепить? Здесь же ваш брат, думаете ли как-то продолжать сотрудничество?

– Молитвенно мы всегда вместе, я буду поминать матушек, а они меня в своих молитвах. Телефонами мы обменялись. Будет возможность, будем звонить, хотя это очень далеко и не так просто приехать. Не знаю, приеду ли я еще раз, это очень дорого.

– Отче, а не думали съездить в монастырь мужской в Бомбале?

– Мы думали туда съездить, но дело в том, что брат работает.

– Как на ваш взгляд, в России идет духовный подъем среди людей, идет возрождение веры?

– Боюсь ошибиться или обмануться. Конечно, то, что было в Советском Союзе, и сейчас – несравнимо. Но, с другой стороны, кроме того, что люди пошли в храмы – люди пошли в секты. Сект сейчас этих... колдунов, экстрасенсов... столько! Порой людям все равно. Православные, сектанты, экстрасенсы – лишь бы здоровье дали. Вот заболел, к кому идти? А к бабке или к экстрасенсу. А потом: «Вот, у меня сын плохо спит или вообще бесноватым стал, что делать?» В церковь идут. Сначала отдали свои души дьяволу. А потом в храм бегут. Я Вам говорю, что статистика такая. Девяносто процентов все православные, а пять процентов те, кто ходит в храмы. А может только полпроцента, которые спасаются из этих пяти процентов. Сейчас идет подмена. И во всем мире подмена, то есть Христа подменяют на нечто такое, что люди будут говорить, что да, «вот здесь Христос», но самом деле там Христа не будет. И люди, то же самое. Все религии хороши, Бог один, все дороги ведут в Рим. Все религии ведут к Богу. Но это же абсурд! Это подмена. Во-первых, это подмена понятий. Если так считать, то шаман рядом с православным священником – одно и то же. То есть и сейчас идет такая подмена понятий. И в России тоже.

– Батюшка, на ваш взгляд, в Австралии человек может спасаться?

– А почему нет? Спасаются же люди, и слава Богу! Для каждого человека Господь в его жизни дает такие моменты жизненные, когда человек может увидеть Христа и пойти за Ним, а может от Него отречься и отказаться. Нет  такого человека на земле, не было и никогда не будет, которому Господь бы себя не открывал. А вот послушает человек этот зов или не послушает – является уже его драмой, его судьбой.

– То есть важно расслышать голос Божий?

– Ну, конечно! А в прочем, слышно же голос совести, а голос совести – это и есть глас Божий. Ну, как папуасы – спасутся или нет? Вроде и Христа никогда в жизни не видели, не знали и вообще не имеют понятия. Спасутся ли они?

Святые говорили как: если человек знал Христа, знал Его заповеди и не исполнял их, то будет судиться по заповедям Божьим. Если человек не знал  этих заповедей, не знал Христа, то он будет судиться по законам своей совести. А здесь, в Австралии тоже очень много храмов. Поэтому у каждого человека есть выбор.

Австралия – это же не Россия. Здесь люди другие, менталитет другой. Им может быть порой и легче прийти в Православие. А может, и трудно. От каждого человека зависит. Легче – потому, что он никогда об этом не слышал, если краешком глаза увидит, то может сравнить. А мы выросли в этом, не то, что выросли, но, в крайнем случае, это всегда рядом было с нами. Храмы, на слуху всегда, праздники какие-то.  Может, многие в храм и не ходят, но все равно это рядом с нами. Может, русскому человеку и труднее прийти, потому что нужно не просто об этом знать, а нужно в это вжиться. Чтобы это стало твоей жизнью, а для этого очень много надо сил приложить. Один скажет: «А пойду в храм, свечку поставлю», и сразу домой, получается так.

– Батюшка, а вот сейчас воссоединение церквей произошло. Как Вы считаете, сейчас должны идти какие-то стремительные процессы, то есть возвращение русских в лоно церкви, в Россию?

– Вообще-то по православным канонам – Церковь едина. То есть Церковь – это тело Христово, глава Христос, а мы – его части. Невозможно и абсурдно, когда существует разделение. Слава Богу, что мы соединились, то есть одно единое православное пространство – Церковь. Независимо, где бы она ни находилась. 

– И хотелось бы еще спросить, есть какая-то надежда на сближение православных и католиков – всего христианства?

– Честно говоря, мир лучше не становится со временем, а только все больше и больше погружается во зло. А католицизм – он настолько уже болен, что должно произойти такое чудо, чтобы он выздоровел. А сближение – мы всегда готовы сблизится с католической церковью, но только в том  случае, если они вернутся на основы православных канонов. Потому что, к сожалению, католическая церковь, не говоря уже об англиканцах, протестантах и сектантах – это оторвавшаяся веточка от древа. Чем раньше они это поймут, тем для них будет лучше.

– Что такое сельский священник, священник в селе. Чем Вам приходится заниматься?

– Чем только не приходится. Ну, это, конечно же, богослужения.  К сожалению, в России получается так, что священник является и прорабом, и рабочим, и мастером, и снабженженцем. Государство, вернее, Церковь отделена от государства и поныне, и в Конституции так и прописано. А раз она отделена, значит, государство не финансирует Церковь, финансируется она не сверху вниз, а снизу вверх. Есть приход, у которого есть храм. Они храм содержат и этот храм реставрируют своими силами, а не содержат священников, потому что в России священник как бы нигде не работает, а только служит в храме на приходе. И плюс еще от прихода передается часть средств в епархию, которая от этих средств существует. Потом уже часть от епархии отделяется еще патриархии, то есть получается снизу вверх. Храмы нам отдали разрушенные или в полуразрушенном состоянии.

Наш вот храм, например, тоже был закрыт. Его закрыли, сделали из него зернохранилище. В 1943 году по приказу Сталина его открыли. Он называется Свято-Троицкий храм. Там совершалось богослужение, хотя в советские времена были такие периоды, когда долгое время там не было священника. То есть запрещали туда направлять священника. Была такая организация, то есть в отделе КГБ, которая курировала православные церкви. Без ее ведома не только гвоздь вбить, вообще ничего нельзя было делать, ни крестный ход, ни какой-то праздник  совершить, ни отпевания на кладбище. Все должно быть согласовано. И хотя храм и закрывался, но реставрировать его, ремонтировать власти тоже не давали, запрещали. Только после перестройки, когда священник пришел туда, и там, собственно, крыша сгнила, стены облупились, падает штукатурка – ремонт требует очень больших средств. Государство, конечно, не финансирует, но очень хорошо контролирует. Очень мощно контролируют Православную церковь, как юридическое лицо и налоговая инспекции, и юстиция, и все прочее. Так что священнику приходится находить средства, то есть ходить по спонсорам, по организациям. То есть находить время, да и самому строить, что может. И плюс к тому, священнику надо еще и окормлять приход. Люди в храм фактически не ходят, нужно их тоже пригласить, предлагать. То есть работы много.

Сейчас в России идет программа внедрения в школу «Основ православной культуры», факультативный курс. Некоторые школы ввели это как обязательный предмет. Предмет, который не призван учить детей вере, а просто призван рассказать им, что есть Православная церковь, у нее есть своя культура. А в России – народ, который вырос в этой культуре, который пропитан христианским духом. То есть сам быт русских людей, он был христианским. Христианин, который жил на селе, вообще ничего не мог сделать без молитвы. Ни посеять, ни пожать – все было с молитвой. А сейчас, по прошествии 70-ти лет безбожной власти, когда все это было вытравлено из людей, нужно пытаться вернуть их к этим истокам.

– Батюшка, а ваши дети, именно ваши дети, они участвуют как-то в богослужении? Может, кто из них постарше, алтарничают?

– Обязательно. Во-первых, они с детства посещают храм – причащаются. И дети, которые у меня родились, их четверо, мы их старались крестить как можно раньше, в две недели, в месяц они крещены. Зато после крещения сразу же каждую службу, которая служилась в храме, они причащались. У меня теперь вместе с приемными четыре мальчика и четыре девочки. Мальчики, они, конечно, в алтаре. Помогают. Девочки пытаются петь.

– Вот огород у Вас, все это хозяйство, оно помогает как-то? И дома и еще кому-то помогаете Вы из бедных? Как говорится, половину чашки съел сам, половину отдал бедным. Есть такие, кому просто едой помогаете?

– В селе и в деревне, в принципе, люди выживают огородами и разведением скота. По-другому, в принципе, там не выживете. В том числе, и священники, у них обычно много детей. И чтобы их прокормить, нужно держать большое хозяйство, огород. Ну, естественно, мы в селе знаем, где многодетные семьи, где дети, у которых родители ими не занимаются. К сожалению, в селе страшная болезнь – алкоголизм. И многие дети, они просто на произвол судьбы брошены. Чем можем, конечно, им тоже помогаем. Договариваемся с администрацией, чтобы их в школе бесплатно кормили. Ну, так, из одежды, из продуктов собираем, в районном центре, где уже какие-то связи налажены.

– Батюшка, вот дети, которых Вы усыновили и удочерили – это дети из неблагополучных семей?

– В основном, да. Мы смотрели во многих детских домах, по рассказам, в принципе, там здоровых детей, практически, нет. Почти у всех психическая заторможенность, потому что любого ребенка вырони из семьи – посади в детдом, а детдом – это все равно казарма. То есть там воспитатели, из которых единицы относятся к этому добросовестно, с любовью. А в остальном – отработка своих денег, покормил и ладно. Большинство детей больны тем, что у них простужены почки, мочеполовая система, потому что это дети, у которых родители алкоголики. Естественно, если малыш маленький, которому нужно менять пеленки, а он лежит маленький, естественно, простуженный. Это сказывается на всей его жизни. У нас один мальчик Саша, он круглый сирота, мать-одиночка была, потом она заболела и умерла. Полгода он  был в детдоме, оптом мы его взяли. Две девочки-близняшки, у них мать есть, отца, наверное, никто не знает. А мать – пьющая женщина, которая никогда в жизни не интересовалась своими детьми. Три года они были в детдоме. И ни разу она их не навестила. Ну и другая девочка, в принципе, тоже из такой же семьи алкоголиков. Родителей лишили прав родительских, в детдоме тоже побывала. Практически все они психически травмированы, потому что – ну, это не детство, это не жизнь была у них. Ну, а теперь, слава Богу, они как-то уже два года у нас, оттаяли. Они с нашими вместе растут, никто их не различает, они сами друг друга не различают, кто откуда – нормально все.

– Ваши близкие, когда Вы стали священником, они как-то стали меняться от того, что в вашей семье (я имею в виду большой круг семьи) как-то глубина воцерковления изменилась от общения с Вами, от прихода на службу. Вот даже Вы с братом сейчас здесь в Австралии, перемены какие-то есть?

– Перемены, конечно, есть. Во-первых, я стал священником двадцать лет назад в 1994-м году, и тогда только вот-вот стало это доступно, возможно. Ну, и, в принципе, все потянулись к вере, хотя многие почему-то спутали веру предков с новоявленными сектантствами. Мама у меня была верующая всегда, отец, слава Богу, пришел к вере перед смертью. Крестили нас всех и в советские времена, тайком, но все равно крестили. Вот и брат сейчас не воцерковлен, но уже без той атеистической мысли, которая у него была раньше. Сейчас уже нормально к этому относится и положительно. Так что, молитва не пропадает даром.

– Скажите, пожалуйста, Вам, видимо, уже немного остается времени  до отъезда в Россию. Приезд в Австралию, чем он Вам больше всего запомнился? Есть какой-то вывод, какое-то понимание, какое-то открытие?

– Честно говоря, самое радостное в Австралии – этот монастырь, островок русской культуры и русской жизни среди австралийского пейзажа. Я, честно говоря, очень был удивлен. Кусочек России, неотъемлемый. По книгам, по рассказам я понимал, что Русская Церковь за рубежом, там те же русские, но семьдесят лет прожить вдалеке от родины... Какие они там русские, что от них осталось? Так что я очень удивлен и очень рад, что здесь, действительно, настоящие русские, которые сохраняют ту русскость, берегут, лелеют ее. Для меня этот монастырь – это островок, как будто я никуда не уезжал. Все прекрасно. Сидней – далеко за океаном.

– И вот эти слова, что когда человек хорошо живет, то он обижен Богом, – можно отнести и к австралийцам?

– Это можно отнести полностью в целом к западной культуре, западной цивилизации, которая отреклась от Христа, а за это отречение получила материальное благоденствие. Хотя, не очень там благоденствуют, в основном. Относительно России, конечно, здесь живут лучше, ну, а с другой стороны, здесь они духовно бедны.

– То есть такая сытость есть, а духовной радости нет, духовного полета.

– У них там духовный паралич.

– И Австралия в этом совсем не отличается, хотя она отдельный материк.

– Это их культура, та же цивилизация.

– Я посмотрел по статистике – православных людей здесь чуть более двух процентов. Исповедующих открыто. А что тут кому скрывать, у них была перепись населения, где каждый это указывал. И чуть более двух процентов – это те, кто исповедует православие, но это не значит, что они воцерковлены и ходят в церковь. Поэтому, видимо, воцерковленных людей здесь менее одного процента. И я так думаю, что сама по себе судьба тех людей, которые здесь в монастырях: имеется в виду монахи, иеромонахи, которые здесь, она в своем роде уникальна. Тут каждый человек – это человек какой-то особой судьбы, особого призвания Господа.

– Православная церковь – это не только русские, это еще и греки, сербы, мы же разбросаны по всем странам. Нет такой, наверное, страны, где нет православного храма. И в Китае, и в Малайзии, и в Японии – во всех-всех странах, и даже в тех, в которых это немыслимо. И то там есть православные, которые являются такими островками вот этой культуры, культуры духа.

– Мне отец Михаил говорил, что в Австралии и Новой Зеландии 40 храмов православных, всего в епархии. Но говорит, что совершенно неравнозначное их посещение прихожанами. Где-то говорит пусто, где-то есть.

– Ну, это зависит опять же от эмигрантов, которые поселились там. Где больше, где меньше. В основном, это редко, наверное, но скорее всего это вряд ли австралийцы, которые становятся православными.

– Вчера был батюшка здесь, мы видели. Отец Дионисий. Малоазийец.

– Его дедушка и бабушка – католики. Китайцы они по национальности, а он Православие принял.

– Тоже вот призвание, служение...

– Ну, а в принципе, и весь этот абсурд, который на Западе. Очень хорошо об этом сказал Папа римский, еще тот, Иоанн. Когда он приезжал в какую-то страну, он говорил какую-то фразу, которая относится к этой стране, к ее нынешнему положению. Когда он ступил на землю Франции, он сказал: «Франция, что ты сделала со своим предназначением!» То есть Запад, он отрекся от Христа уже давно.

– Сейчас очень мощный скандал идет в Западной церкви. Видимо, уход последнего Папы, Бенедикта второго, на так называемую пенсию, был связан со скандалами, которые проходили именно в лоне Западной церкви.

– Ну, сейчас в католической церкви все неоднозначно. Она тоже разделилась на несколько течений. Новых католиков, старых католиков. Ну, а новый Папа – знаете, когда человек в какой-то школе воспитан, обучен – это остается, а современный Папа, тот, который пришел, все-таки он иезуит. А иезуитская школа сама про себя говорит, что дальше будет, не знаю. Но хорошее там навряд ли что-то получится.

– Он призывает к скромности, к умеренности в потребностях, и, естественно, он призывает против этих содомитских грехов.

И еще может быть один вопрос. Господь Сам давал на него ответ: когда пришел юноша ко Христу и спросил, как спасаться. И заповеди соблюдал, и Господь сказал ему – откажись от своего богатства. Вот как сейчас спаться человеку? Вот понятно, что раздай свое богатство... ну, понятно, а на что жить будешь...

– Господь тот, что был раньше, он и сейчас тот же. И всегда будет одинаков. Люди спасаются одними и теми же заповедями. Голос совести и есть голос Божий. А заповеди очень просты. Тот юноша, что спросил Христа, он еще ничего не сделал. И Христос ему начал говорить о заповедях. А юноша слукавил, как же он сумел сохранить все заповеди, и при этом возлюбил свое богатство больше, чем милосердие к нищим? Значит, никакой заповеди он не соблюдал. Формально – да. То есть внешне, а внутренне он был далек от исполнения заповеди. Вот и Христос говорил, что все заповеди сводятся в двум: люби Бога и люби ближнего. Без любви к ближнему нельзя полюбить Бога. А чтобы полюбить ближнего, надо относится к нему как к самому себе. А тот, который вопрошает, говорит: а кто мой ближний? Пытаясь себя, ну, что ли, выгородить. Тогда Христос приводит ему притчу: пошел человек из города Иерусалима в город Иерихон, на него напали разбойники. Избили, ограбили и оставили на дороге. Священник прошел мимо, а вот самаритянин, который шел, пожалел его, перевязал его раны, посадил на свой скот, привез в гостиницу, заплатил хозяину и сказал, чтобы он позаботился об этом человеке. «Если не хватит этих денег, то когда я буду возвращаться – я доплачу», - сказал он. Вот из этих трех, кто прошел мимо, ближним оказался тот, кто оказал помощь.

В принципе, каждый из нас в любой сложный момент делает выбор. Как поступить в той или иной ситуации? Два пути перед нами.

– Спасибо Вам за такую интересную беседу, батюшка. Всего доброго.

– Спасибо и Вам, Вадим Александрович, будем ждать выхода вашей книги.

 

Беседовал Вадим Арефьев