Тема русского единства, а на бюрократическом языке консолидации организаций соотечественников, проживающих в странах Прибалтики, уже не раз поднималась в нашем журнале, и рэпперность этой тематики — нормальное явление.
Жизнь идёт, появляются новые факторы, влияющие на русские общины, изменяются обстоятельства и цели, которые сегодня ставят перед собой организации соотечественников, рождаются новые смыслы парадигмы существования русских общин в Прибалтике.
Но, как я уже писал на страницах нашего журнала, так или иначе «единство» соотечественников, а по сути русское единство в любых обстоятельствах является некой сакральной ценностью — идеей, к которой необходимо стремиться, но единство не есть результат, а постоянный процесс, и этот процесс сам по себе является благодатным, так как одновременно и ставит некие задачи, и является средством их решения.
Кстати, если пользоваться таким подходом, то как раз некоторое «неединство» русских, проживающих в Прибалтике, да и просто русских и является основой для развития общин, общества. Тут хотелось бы привести вольное изложение высказывания, сделанного на одном из круглых столов Наталией Нарочницкой: «Пока мы спорим — мы русские!»
Хотелось бы упомянуть и высказывание президента Белоруссии Александра Лукашенко, который, отвечая на вопрос о его конфликтной риторике в сторону России, высказал мысль, что «мы, русские люди, не можем разговаривать без эмоций».
Так или иначе, но всё более явным, особенно на фоне национального консенсуса, который мы видим у титульных наций Прибалтики, становится понимание, что единство, в понимании унификации общественной повестки дня всей общины, не может быть реализовано без потери самого явления русскости, так как противоречит одному из ментальных архетипов русского сознания «воли-волюшки», который как раз и является одновременно и основой для отказа от унификации, и движущей силой «неединства».
Разрешение этого противоречия видится в обращении к другому русскому ментальному архетипу — «мир», которой, беря истоки из традиционной для славян соседской общины и обозначая достаточно аморфное сообщество свободных, можно сказать автономных, «неединых» субъектов, проявляется как единство в действии — «всем миром», когда необходимо достичь конкретную цель, выполнить «дело». Построить церковь, школу, победить в войне, причём не в любой, а только в той, которая несёт угрозу существования духовным основам существования «мира» — вере, языку, справедливости, равенству как раз в понимании «воли».
И при этом «мир» не проявляется как единство при необходимости решения задач, направленных на достижение материальных благ или политических амбиций; примеры в истории многочисленны, начиная от «Слова о полку Игореве» — первом полемическом произведении, отразившем проблематику консолидации соотечественников.
Эта избирательность «мира» в проявлении себя как единства в действии собственно ставит вопрос о необходимости осознания критериев и характеристик такого явления, как «русское дело» — то дело, ради реализации которого «мир» обретает состояние единения. На поверхности лежит такая характеристика, как самопожертвование в любом его проявлении — как в материальном, так и в идеологическом, в способности частичного подавления собственных взглядов и амбиций, то есть той самой «воли-волюшки».
По поводу же критериев, на мой взгляд, они апеллируют к уже вышеизложенному — «русским делом», делом всего «мира», являются такие действия, которые направлены на установление справедливости как принимаемой всем «миром» реализации существующего в миру понимания также архетипичной категории «правды» — «всем миром решили». При этом решение может выноситься только по тем вопросам, которые касаются не личных споров и конфликтов, а либо становятся преградой для свершения «русского дела», либо покушаются на уже упомянутые ментальные и духовные основы «мира».
Другой критерий — «русское дело» всегда направлено на выполнение задач, связанных с сохранением основ «мира», но привязанных к конкретному материальному проявлению, безразлично, связано оно или с защитой, или с созиданием. Если взять даже такое достаточно поверхностное изложение, как основу для подходов определения состояния единства, то это открывает и перспективу для понимания процессов консолидации русских общин в Прибалтике.
И хотя фактологическая сторона изложена Виктором Ивановичем Гущиным в статье «Продолжая разговор о единстве Русского мира» на основе латвийского материала, но жители и Эстонии, и Латвии могут найти в этом материале схожесть многих ситуаций.
А частичная полемика других авторов журнала с Виктором Ивановичем в отношении утверждения существования «единства-неединства» позволяет поставить вопрос обоснованности требования единства в различных общественных, культурных и политических процессах.
Например, наиболее часто говорится о необходимости политической консолидации вокруг русской политической силы — партии. Но любая партия — это круг единомышленников, которые стремятся прийти к власти. Как метод достижения власти партия обычно предлагает идеологическую программу, в той или иной степени позиционирующуюся по шкалам «право-лево», «либералы - консерваторы».
По достижении власти партия либо пытается реализовать свою идеологическую платформу, либо находит компромисс с другими партиями, вошедшими во властную коалицию, а зачастую данный компромисс предлагается уже на этапе предвыборной концепции, что, как правило, приводит к ликвидации из повестки дня тех элементов, которые могли бы претендовать на статус «русского дела», соответственно прохождение какой-либо современной партии к власти всем русским «миром» не представляется возможным, так как «русское дело» не становится политической повесткой дня, а традиционная партийная риторика предлагает подавление «воли-волюшки», являющейся определяющим фактором существования у русских различных политических взглядов и принципов, которыми он не может поступиться.
Так правомочно ли предъявлять требования единства к политическим процессам?
Между тем Виктор Иванович убедительно доказал, что единство и без всякого требования проявляется в тех моментах, когда действительно возникает дело, способное перевести мир в категорию действия, и, кстати, в эти моменты появляются и лидеры, способные возглавить процессы самоорганизации «мира», и, что важно, лидеры, не претендующие на власть, но полномочия которых признаются миром.
И в заключение хотелось бы высказать парадоксальную мысль — а не является тем самым «русским делом» и наличие постоянной общественной дискуссии, свойственной русскому обществу, лежащей в основе развития культуры и языка, русской науки, литературы, осмысления духовного наследия и политической традиции?
С этой точки зрения упрекать тех, кто сегодня говорит о своём понимании «неединства», и требовать утверждение наличия «единства» и есть некое проявление «неединения». Ибо пока мы спорим, пока мы живём эмоциями, пока любая разность, как этническая, так и идеологическая, для нас норма и правомочна — мы русские!
Публикация в журнале для российских соотечественников в Прибалтике «Балтийский мир» (№ 5)