Интервью с руководителем Обнинской городской казачьей общины «Спас» Лизуновым Константином Игоревичем
Интервью для проекта «Русская община» взял и обработал Павел Б.
П: Здравствуйте, Игорь Константинович. Расскажите, пожалуйста, о вашей общине. Сколько человек в ней живет, чем вы занимаетесь здесь?
И: На самом деле мы много чем занимаемся, но одно из основных направлений нашей деятельности – это профилактика правонарушений и социальная реабилитация людей, находящихся в трудных жизненных ситуациях. В том числе мы лечим людей от наркотической и алкогольной зависимости. Это, можно сказать, главное наше занятие. На данный момент у нас есть 20 человек, с которыми мы проводим реабилитационный курс. В целом у нас находится примерно 30 – 35 человек.
Важно понимать, что наша особенность, как общины, заключается в том, что мы живем на самообеспечении. То есть, если человек к нам пришел, он должен сам себя обеспечивать. Дрова колоть, например, для котельной или бани, строить, в общем, всячески помогать общему делу. Но, при этом, никто его не принуждает. Просто когда люди к нам приходят, они сами понимают, что в таком месте бездельничать просто неприемлемо, невзирая на степень тяжести своего духовного, физического и умственного состояния. У нас человек может найти себе занятие, даже если на первый взгляд он даже ни на что не годится. Ну и само собой можно заняться каким-либо ремеслом. Кузнечное дело, деревянное зодчество и так далее.
Поэтому люди к нам приходят сами без всякой рекламы с нашей стороны. Мы сейчас уже строим второе здание, потому что нужно еще место.
П: И люди действительно бросают пить и употреблять наркотики?
И: Кто-то бросает полностью, кто-то частично. Понимаете, в жизни самое главное – это опора. Если ее нет, человек начинает думать, что он никому не нужен и в результате возникают проблемы. К нам же он может всегда прийти с ощущением того, что здесь его всегда примут. И точно так же он может уйти, никто его держать не будет. Но, как правило, люди снова возвращаются, делают выводы.
П: А что на счет продолжения рода внутри самой общины? У вас же здесь чисто мужской коллектив.
И: У меня самого трое детей. Еще у моих четырех соратников примерно по столько же у каждого. Вообще нас тут всего шесть человек, кто поддерживает порядок и на ком все держится. Раньше было больше.
П: А почему раньше было больше?
И: Сменили кров. Зарплата у нас маленькая. Мы же существуем за счет общественной деятельности и привлекаем средства как можем. Люди живут и проходят реабилитацию у нас абсолютно бесплатно. Нас не спонсирует государство. Поэтому финансы мы формируем самостоятельно, реализуем различные проекты, проводим встречи. Я постоянно пытаюсь привлечь средства. Собственно, вот так и живем.
П: Скажите, как вы относитесь к идее объединить все русские общины в единую, говоря современным языком, сеть. Не обязательно ставить перед собой какие-то коммерческие цели. Просто раз вы говорите, что вам не так просто существовать, думаю, выход как раз заключается в плотном взаимодействии с другими общинами по всей стране. В культурном и хозяйственном смысле это могло бы качественно повлиять на ситуацию с общинами в целом.
И: Наша община существует уже пятнадцать лет. Мы взаимодействуем с другими общинами.
Просто надо понимать, что то, что вы видите здесь, больше вы уже нигде не увидите.
П: Это я понимаю, но все же вы, как создатель такого уникального в своем роде явления, могли бы поделиться своим опытом с другими общинами.
И: Я уже много времени посвятил этому вопросу. Вопросам капитала и концепций, самоорганизации и управлению общинами. Но вынужден признать, что у нас в стране с этим тяжело.
Община – это есть самоорганизация.
П: Я так понимаю любые люди могут прийти к вам и принять участие в жизни общины?
И: Да. Абсолютно любые. Не обязательно это должны быть люди с определенными проблемами. Но если брать конкретно нашу общину, она ставит своей целью социальное служение. Мы бескорыстно служим государству и обществу. Мы реабилитируем алкоголиков и наркоманов, людей попавших в трудные жизненные ситуации, работаем с детьми, осуществляем профилактику правонарушений, чтобы они не встали на путь криминальный или на путь употребления. Все это мы делаем бесплатно и в этом состоит наше служение.
Раньше под общиной понимали достаточно узкий круг людей, но мы давно отошли от этого. Наша среда огромна. Мы находимся в разных местах, в разных регионах. Людей, считающих себя общинниками, достаточно много. В нашей же общине все на Уставе. В данном случае это называется обнинская казачья община СПАС. Это такое сосредоточие людей…. с очень большим комендантским стажем. Сейчас мы не набираем людей, и к нам не просто попасть на службу, потому что наша истинная цель – служить и…. жить по-настоящему. Это надо понимать. То есть ты посвящаешь свою жизнь истинному служению, а не каким-то там выгодам и тому подобное. Остальные могут заниматься подобным как общественной нагрузкой, общественной работой, но долго это не продлится. У тебя семья, работа, то есть ты фактически не осознаешь себя частью этого.
Если мы будем говорить об образе жизни русского человека, который всегда опирался на уклад и на среду, то если не будет среды, то не будет и образа жизни. Все будет беспочвенно. Что мы сейчас и наблюдаем. Вот поэтому надо посвящать себя всего, то есть надо создавать заново фундамент, среду места нахождения. А именно, купить землю, построить какие-то материальные ценности, потому что наше государство и нынешняя власть ничего нам не даст. Я уже много об этом писал и тоже в свое время участвовал во многих различных начинаниях, но со временем от этого отошел, потому что люди там занимаются политикой, создают виртуальное. А здесь нужно создавать материальные ценности. Вот мы пришли на землю, мы ее оформили, построили здание, восстановили усадьбу. То есть вся эта земля, это здание принадлежат людям. Мы можем сюда прийти, попить чаю, поговорить и никто нас отсюда не выгонит. Это все осязаемо.
П: А как вы все это оформляли? Были ли проблемы с местными властями?
И: Самое главное - правильно оформить, это нужно понимать и знать, как это делать. Делали по закону. С властями нужно вести себя правильно и корректно. И очень осторожно. Ведь нужно понимать в каком мире ты живешь, потому что любая наша дезорганизация намного более привлекательна, чем наша организация. Мы всегда представляем угрозу, когда стараемся самоорганизоваться.
П: Мы, в смысле, русские?
И: Естественно. Мы – это русские православные люди. Мы всегда являемся угрозой, даже если не угрожаем никому, потому что любое объединение мужчин, которые не пьют, исповедуют определенные ценности (нравственные, религиозные), представляют угрозу. Поэтому, чтобы тебя не называли террористом или фашистом, нужно себя правильно вести. То есть показать власти имущим, власти держащим, что мы не представляем для них угрозы.
П: По-моему власть старается помешать подобным начинаниям.
И: Ну это одно из самых распространенных заблуждений. Там тоже есть хорошие люди. Но если говорить в целом, то у Апостола написано: кто мудр – покажи это своими делами, кротостью, терпением. Вот мы и показываем свою лояльность своими делами, помощью больным людям, детям, малоимущим. Вот пойдите в город, чтобы устроиться в какой-нибудь спортивный клуб, секцию, но там вы будете платить за это деньги. У нас это бесплатно. Кто будет заниматься реабилитацией бесплатно? Мы занимаемся.
П: А каким образом можно излечить, допустим, наркомана?
И: Трудом и молитвой. Могу сказать, что у нас бывают случаи, когда человек полностью выздоравливает и, выйдя от нас, создает семью. При этом он не забывает о нас.
П: Можно спросить у вас, что такое русский человек в вашем понимании? Я часто сталкиваюсь с тем, что люди почему-то избегают говорить о русском, предпочитая, например, обсуждать какие-нибудь диаспоры. Чем вообще объясняется такое отношение к самим себе?
И: Зачем объяснять необъяснимое? Есть такое понятие как кровь. Вот родился ты русским и тебе говорят: ты кто? – а ты говоришь: я – русский. Все. Это есть определенное мироощущение. Я же не говорю, что я литовец, я просто ощущаю себя русским. Это очень важный момент. Если у меня есть определенный менталитет, определенное мировоззрение и определенное мироощущение, которое говорит о том, что я русский человек, я имею внутреннее убеждение, утверждение, что я человек русский. Поэтому, если я встречаю человека другой национальности или человека по национальности русского, но не считающего себя таковым, что мне ему доказывать? Бесполезно, потому что у него отсутствует какой-то элемент мироощущения. Он не осознает и не воспринимает себя как русский.
П: Как в наше время отличить русского человека от радикала? Ведь большинство так называемых русских националистов любят свастику и прочие нерусские атрибуты. Как привить им правильные знания о русской культуре и традициях?
И: Это есть некий откат. На них надавили, и они не видят ничего другого для себя. Лично я работаю с разными организациями, группировками. Ко мне приходят разные ребята, и я постепенно перевожу их на мирный уклад.
П: Добро с кулаками?
И: Вот приходят ко мне ребята на занятия по ратоборству. Я бью их безжалостно всех подряд и в процессе оказываю определенное педагогическое воздействие. То есть, я стараюсь показать им, каким должен быть русский человек.
Еще очень важный момент. Эти ребята, так называемые фашисты, все язычники. Они не те язычники, которые были раньше, они неоязычники. Все современные неоязычнки – антихристиане. Они активно богоборствуют. Обычного язычника не интересует, сколько вокруг богов, он всех может равно почитать.
Но неоязчники тоже имеют некую духовную основу. Их так же привлекает атрибутика, сила. Когда они видят силу, то они идут за ней. И когда парень видит на моем занятии, что есть еще сила, которая не “выпендривается”, а ведет себя спокойно и уверенно, доказывает свою эффективность, он начинает задумываться. Я ведь чисто по-отечески учу, это немаловажно. Нужен мужской пример. Ребята должны понимать, что попали в мужской коллектив, русский, религиозный, в котором все отличается от того, что они видели раньше. Ребята видят, что этим людям не нужны деньги или власть, что они ни к чему не принуждают. Придя домой, ребята делают выводы.
Поэтому для того, чтобы сейчас как-то изменить ситуацию в стране, или хотя бы на той территории, на которой ты находишься, надо молодежь привлекать через личный пример. Создавать мужские воинские коллективы. На базе той же общины или клуба. По-другому никак не возможно.
П: То есть все-таки община является воинским коллективом?
И: Это воинский коллектив по определению. Мы защищаем себя, свои ценности, свою религию, свое национальное лицо, свою семью и место обитания, на котором мы живем. Мы учим и защищаем своих детей, это очень важно, потому что это наше будущее. В наше время дети подвержены огромной опасности. Мы защитники и не агрессоры. Так уж сложилось исторически. Всегда создавались воинские коллективы, братства, союзы, товарищества.
П: Но в прошлом такие коллективы было создавать легче. Даже не в плане организации, а просто было больше здоровых людей.
И: Даже если останется десять процентов от нации, то ее можно возродить. Это доказываемый факт. На все воля Божья. Ком с горы падает и превращается в лавину. Надо просто делать, сейчас такое время делания. Не говорить, а делать надо. Как раньше люди жили? Молились и работали, служили Богу и людям. То есть служили Богу через служение людям. Вот пришли мы, пустили корни и работаем, работаем, работаем.
Вот люди приезжают к нам, смотрят. Потом начинают делать что-то подобное у себя. Мы с ними потом держим контакт.
П: А как на вашу жизнь влияет казачество?
И: Никак. Мы вышли из всех структур. Мы сами по себе казачество. Не принадлежим ни к реестровым, ни к еще каким-либо другим. Это отдельная тема. Нас просто называют белкинскими (деревня Белкино) казаками по названию деревни и все.
К нам часто приезжают разные казаки, и мы просто поняли, что тот путь, по которому толкнули современное казачество… там много лишних людей. В их верхушке слишком много ненужного.
П: То есть нет духа свободы.
И: Конечно. Если казачество возрождается, то должно быть, как было раньше. Раньше не было никаких структур, раньше люди жили казачьими общинами. Ведь казак он кто? В первую очередь служивый человек. Он охранял границы. Сейчас вот нет границ, и мы охраняем свою территорию.
П: Простите занекорректный вопрос. Сейчас у вас ни с кем нет проблем в округе?
И: Мы со всеми выстроили отношения. За 15 лет, с Божьей помощью, мы выстроили отношения с властями, с правоохранительными органами, со спецслужбами, с местным криминалом, с этническими группами. Здесь все есть, просто надо правильно строить отношения. Войны никто не хочет по большому счету. Надо понимать в каком времени ты живешь.
П: Можете поведать о какой-нибудь традиции, бытующей в вашей общине?
И: У нас есть братское воскресение. Это воинская традиция. Люди приходят и общаются. Если нет общения – ничего нет. Кроме разговоров, люди могут о чем-то договориться, помочь друг другу. Мы все время на связи. Не обязательно жить у нас, чтобы быть едиными. Вот она жизнь. Все знают, что есть такое место, где можно собраться, куда можно просто приехать. В целом это территория взаимодействия, которая включает регионы. А можно и не собираться, и жить сегодняшним днем. В общем, просто жить, как Бог даст. Сегодня у нас есть проблема, завтра нет. Возникла идея – собрались вместе и разбежались, и опять живем, как жили. Это естественное развитие на определенных исторических этапах.